Малкова О.П.

О творческом феномене Ильи Машкова
(на материалах Волгоградского музея изобразительных искусств). [1]
// Феномен творческой личности в культуре. М.:МГУ, 2011.-С.203-214.

Илья Иванович Машков (1881-1944) - фигура характерная для своего времени и все же уникальная. Он был одним из самых ярких художников первой половины 20 в., получил известность как лидер русского авангарда, организатор модернистской группировки «Бубновый валет». Однако он был не только живописцем, но и педагогом, активным общественным деятелем, выступал как литератор и эти стороны оказывали взаимное влияние друг на друга. Машков дает пример художника, творчество которого не выделено в особую сферу, но представляет единое целое с иными сторонами жизни. Несмотря на значительное количество литературы, посвященной его творчеству [2], совокупность его проявлений комплексно еще не рассматривалась. Он никогда не был художником гонимым или забытым. Однако его деятельность за пределами «Бубнового валета» (в том числе как создателя уникальной педагогической системы, организатора), как и масштаб его творческой личности в целом, остаются недооцененными. Возможно говорить о Машкове как о ярком, значительном, разностороннем творческом феномене.

Илья  Машков - художник, творчество которого носит глубоко личностный характер. Его происхождение, события биографии, особенности характера и психофизиологического склада оказались активно задействованными в его искусстве. Мастер родился в казачьей станице Михайловской, сегодня относящейся к Урюпинскому району Волгоградской области. Собрание его произведений в Волгоградском музее изобразительных искусств- одно из самых обширных, в него входят 38 живописных и 60 графических произведений, от самых ранних до самых поздних. Рассмотрение его художественного творчества (в основном на материале Волгоградского музея изобразительных искусств), автобиографической повести «В своих краях» [3], документов архива художника 1930-х гг. [4], организационно-культурной работы, проделанной им у себя на родине, направленной на преобразование станицы в образцовый городок социалистической культуры, позволяет приблизиться к целостному осмыслению феномена  Ильи Машкова.

Он видится художником на перекрестке культур. Есть достаточно оснований, чтобы определить его как «сына своего времени»: по траектории развития его живописи возможно проследить метаморфозы русской культуры. Его творческая личность, как и произведения, в своей многослойности, полифонии звучания являются продуктом эпохи, 20 века с его предельно дробным, противоречивым культурным ландшафтом. Есть также немало оснований для того, чтобы определить его как «гения места» его родины - донских  степей, Прихоперья («Общий вид станицы Михайловской»,1933, ВМИИ). След его происхождения, истоки не стираются на протяжении всей жизни.

Его творческий путь на первый взгляд может показаться дробным, художественные решения - полярно противоположными. Ему довелось быть наивным художником, авангардистом («Новодевичий монастырь», 1912-1913, ВМИИ), «классиком советского искусства» («Голова девушки в красной косынке» 1929, ВМИИ), «хранителем живописной традиции» («Натюрморт. Черешня»1939, ВМИИ). При этом ни один этап не вытеснял предшествующий до конца. Машков вовлекает в свой лексикон опыт актуального западного искусства и фольклора, примитива и классической европейской традиции, идеологические штампы, стандарты искусства государственного заказа. Однако, обладая мощной индивидуальностью, он придает им собственное качество, интонацию, особый акцент. При всей разносторонности и изменчивости он остается узнаваемым, сохраняет собственные представления о сути искусства и красоте. Уникальность его мировосприятия,  поведения, речи, художественного выражения является как причиной обособленности его искусства, так и труднопонимаемости широкой публикой. При видимой открытости, известности его невозможно однозначно классифицировать. Его трудноуловимость усугубляется и тем, что он существовал в многоукладном контексте, претерпевавшем неоднократные грандиозные трансформации, и был нацелен на активное встраивание в него.

Все же в своей парадоксальности его путь представляет собой целостность- действительно лишенную гармонии (как и жизнь в 20 в.), но обладающую собственной узнаваемой физиономией. Его искусство строит очень определенную модель реальности. Характеризуя устойчивые особенности живописно-пластической системы И.Машкова, необходимо отметить стремление к активизации цвета, подчеркнутой декоративности колористических сочетаний;  выявление самого характера творческого процесса энергией живописной кладки; повышенный интерес к фактуре; тяготение к ясным уравновешенным композициям; лаконичность рисунка («Колхозница с тыквами», 1930, ВМИИ). Восприимчивость к героическим, богатырским аспектам действительности, гипертрофия масштабов, пафосно-эпическая интонация, мажорный строй образов, определяя путь развития художника, отражали поиски значительного в искусстве. Его авторская целостная модель мироздания, настойчиво реализуемая в искусстве, в большой мере была определена его связью с народными истоками.

Машков представляется элитарной творческой личностью, сохраняющей связи с этническим типом и отразившей общекультурные трансформации, изменившие облик России в 20 в. Его живопись, тексты, педагогическая практика, опыты организационной работы, бытовое поведение обнаруживают родство, демонстрируя такие качества, как решительность, максимализм, щедрость, энтузиазм, практичность, открытость, настойчивость. Его текстам, как и живописи, присущи повышенная эмоциональность, обилие просторечий, избыточность описаний, частое обращение к эпитетам величественности, колоссальности [5]. Основной лейтмотив его искусства- торжественное прославление природной роскоши мироздания («Фрукты с сельскохозяйственной выставки»,1939, ВМИИ). Его по сути языческий, пантеистический гимн полнокровной жизни во всех ее проявлениях сродни раблезианскому чувствованию.

Машков большую часть жизни прожил в Москве, неоднократно бывал за границей, входил в круг столичной художественной элиты. Однако многие особенности его личности, мировосприятия и художественного мышления оказались обусловлены ранним социокультурным опытом, воздействием казачьей культуры, внутри которой он провел детство  и юность, жизненными обстоятельствами, описанными им в повести. В то же время, причастность к различным культурным слоям сообщала его искусству богатство смыслов, «отдельность» в контексте как авангарда, так и соцреализма, а самому Машкову сообщало дополнительные адаптивные возможности в меняющейся среде. Необходимо отметить, что сам характер степного края (масштабность  видимого пространства, богатство растительности, сочность колорита), оказал влияние на формирование величественного строя его произведений.

Несмотря на то, что Машков не был казаком, многие яркие черты его личности находят параллели с особенностями казачьей культуры. Торжественный, зрелищный, яркий быт казачьей станицы во многом определил образный строй его искусства: гимновый, эпический. Идея порядка, основополагающая в традиционной культуре сказалась в преобладании в его искусстве тяготеющих к симметрии, упрощенных композиций. Представления о добротном хозяйстве, где всего вдосталь, объединили в его восприятии понятия красоты и богатства («Советские хлебы», 1936, ВМИИ). Роскошь становится эстетической категорией, красивое в его понимании, как и в народном искусстве- это здоровое, сильное, плодоносящее («Женский торс», 1920-е, ВМИИ). Возможно, маскулинный характер казачьей культуры сказался в особом мужественном духе искусства Машкова. Патриархальность, почтение к традиции у  казаков, думается, определили его неизменную потребность в авторитете (от Джотто до Сезанна), рождавшую особую ответственность и желание «выковать достойное звено для великой цепи искусства [6]». В определенной мере этим же обстоятельством можно объяснить его доверчивость по отношению к господствующим идеям времени. Критический подход вообще ему не был присущ.

Пребывание в ремесленной среде (его дядя был столяром), определило его влечение к технике, ремесленной стороне искусства, впоследствии ставшей одной из важнейших составляющих его творчества. Картина понимается Машковым, прежде всего, как превосходно сделанная вещь. Ко всем фазам создания картины- от изготовления подрамника, красок он относится серьезно и основательно. Сама техника живописи, процесс нанесения красочного слоя являются для него приоритетными задачами и, как правило, затмевают сюжет.

С 12 лет Машков, старший сын в многодетной семье, был «отдан в люди» в торговую лавку. Он самостоятельно жил в соседней станице, зарабатывая на жизнь и преодолевая трудности. Этим опытом во многом объясняются ранняя зрелость его личности, решительность, независимость, проявленные и в искусстве. На протяжении всей жизни Машков в самых разных ситуациях проявляет качества зрелой личности: ответственность, самостоятельность решений, благородство. Настойчивость, уверенность  в верности собственного видения позволяли ему сохранять своеобразие художественного мышления в крайне сложном общекультурном контексте.

Еще одно основание творчества Машкова- его глубинный материализм, мощная установка на физическое. Бытие понимается им, прежде всего, как физическое, материальное. Повествовательный сюжет, рационально выстроенная концепция чаще всего входят в конфликт с единственной горячо переживаемой им темой- прославления  природной роскоши бытия. Его отношение к материальному миру исполнено благоговения, искреннего восхищения и энтузиазма. Исследование природы предмета во всем многообразии свойств откроет для него особый пласт искусства и обратит его к ценностям старых мастеров. Самодостаточная вещность его плодов, цветов, предметов чужда всякому символизму. Его «натюрмортное» мышление делало его неспособным к написанию развернутого сюжета, а значит, в определенной степени ущербным в системе социалистического реализма, настаивающего на написании картины на современную социально значимую тему. Внимая критикам, твердящим, что эпоха ждет от него значительной картины [7], он все же предпринимал попытки деформации своего живописно-пластического языка применительно к запросам момента, вводя перечислительность, сюжетность.

Он видит мир глазами крестьянина.  Большинство его героев наделены внутренним равновесием, жизнелюбием, целостностью, безмятежностью духа («Девушка на табачной плантации», 1930, ВМИИ). Даже во времена «Бубнового валета» творчество для него не было революционным бунтом. Нигилистический разрушительный пафос, направленный против вялых, стертых форм выражения, не коснулся материальных основ бытия и искусства. По этой причине для Машкова поворот от модернистских исканий  вспять к натурным способам самовыражения в середине 1910-х гг. был логичным и естественным. В зрелые годы он оказывается хранителем классических традиций. Сосредоточенное исследование тонкостей живописи в 1930-е гг. сыграло для него спасительную роль, экранируя от видения многих травмирующих сторон реальности.

Машков жил в эпоху «колоссального исторического оптимизма и потрясения основ». Установка на социальную реализацию заставляла его быть членом огромного количества общественных организаций (в письме 1935 г. он называет  их 8 [8]), выступать организатором образования новых художественных объединений, браться за все новые для себя задачи, которые предлагало ему время. Так, в 1918г. он становится уполномоченным по делам реформы МУЖВЗ и организует Свободные художественные мастерские (ВХУТЕМАС), ориентируясь на ренессансные образцы.

Откликнувшись на призыв партии, а также ощутив конфликт с системой официальной культуры, в 1930 г. он И.Машков едет к себе на родину, чтобы запечатлеть колхозную «новую, неизведанную реальность» [9]. Там, столкнувшись с ужасающей картиной разорения, нищеты, культурной деградации ранее процветавшей станицы, он по собственной инициативе разворачивает грандиозную деятельность по культурному строительству. Искусство и культуру в целом он воспринимает как способ преодоления несовершенств бытия. Кроме того, культура- эта та сфера, где он может быть полезен более всего. Реализации этого  проекта, призванного вывести из бедственного положения его родину, он посвятил около семи лет своей жизни [10]. Сначала им была создана изостудия для молодежи, потом организован Дом социалистической культуры с великим множеством кружков, студий, несколькими театрами и оркестрами, потом была начата работа по преобразованию бывшей станицы в образцовый городок социалистической культуры. Планы Машкова со временем приобретают все более монументальный размах, он задумывается о преобразовании культурной жизни Сталинградского края. В 1935 г. он добивается  придания хутору Михайловскому статуса районного центра вновь созданного Хоперского района.

Организуя сбор пожертвований, отправляя тонны посылок в Михайловскую, заручившись поддержкой ряда московских организаций и партийных лидеров, вовлекая все отпущенные ему личные ресурсы (он умоляет, убеждает,  апеллирует к партийным директивам, привлекает к работе своих родственников, московских коллег [11]), он работает над созданием на родине мира изобилия, родственного образному строю его натюрмортов. Дурно сделанное, хилое  для него равносильно безобразному. Как видно из множества его писем, именно эстетическое чувство художника было уязвлено при взгляде на ранее прекрасную и изобильную, а теперь разоренную, обезображенную землю. Т.о. здесь мы становимся свидетелями распространения методов, господствующих в мастерской за ее пределы. Технично используя идеологические ходы, инструментарий нового строя в своих целях, он занят реализацией на новом уровне своего проекта реальности. 6 ноября 1931 г. Дом Социалистической культуры был торжественно открыт в здании Сретенской церкви.

Однако планы И.Машкова были лишь частично реализованы. Показательно, что он оказывается неспособным адекватно оценить насущные потребности людей, для которых он работал, и разглядеть ту пропасть, которая разделяла его проект и реальные возможности района. Голод, тяжелейшая экономическая ситуация, бесконечная смена руководства, нехватка специалистов–реалии той жизни, практически не оставлявшие шанса для достойной поддержки начинания Машкова. Самым печальным было то, что  его идея не находит встречного энтузиазма среди колхозников. В Михайловской, несмотря на все старания, он оказывается в положении чужого. Художник в этой ситуации идентифицирует себя как культурной герой. Но его дар не был востребован, что означало для него крушение фундаментальных основ мироустройства. Машков тяжело переживает кризис идентичности,  в живописи нашедший выражение в мрачной живописи  1933-1934 гг. («Пионерка с горном», ВМИИ). Эта неудача нанесла удар по его могучему оптимизму, материальному положению и физическому здоровью, но, в конечном счете, стимулировала его камерные искания позднего периода.

Все же, для его земляков был важен этот эксперимент, несомненно, улучшивший их жизнь в колхозе. Важно было само  общение с успешным, культурным земляком, его личность, истовость его служения, веры стали стимулом к развитию для многих. Число жителей станицы, ставших образованными людьми, достигших известности своими профессиональными достижениями, намного больше, чем в соседних селениях.

Отрыв глобальных и тщательно разрабатываемых планов Машкова от реальных возможностей колхоза является свидетельством утопического мышления эпохи, но, в то же время, отражает максимализм, безапелляционность суждений, свойственные художнику во всех начинаниях. В его преподавании также господствовала максималистская установка на высочайший профессионализм. Он видел художника как венец человеческой природы. В его автобиографических строках звучит гордость, восторг по поводу огромной дистанции, разделяющей его провинциальную юность и высоты мировой культуры, к которым он оказался причастен. Для него искусство живописи- не просто профессия. В юности именно искусство, счастливое поступление в 1900 г. в МУЖВЗ стало способом избавления от ненавистного положения «мальчика» в торговой лавке, вульгарной, агрессивной атмосферы бесправия. Обретение профессии стало способом обретения себя. Энергия отторжения ненавистного торгового прошлого сделала его неутомимым в учении, постановке все новых задач.

Романтическая, высокая идея Служения- великому искусству, отчизне в сочетании с совершенным профессионализмом- определили его путь в искусстве и стали залогом той огромной роли, которую сыграла его «школа» в нашей культуре. Его учеников великое множество (по его собственным подсчетам- более двух тысяч), среди них В.Мухина, А.Лабас, А.Осмеркин, Р.Фальк. Его ученики поражают своим несходством. Не подражая учителю в деталях, они наследовали нечто важное- способность улавливать и концентрированно выражать суть жизни, способность восхищаться жизнью. Утверждение сущностной автономии искусства живописи в ситуации 20 в., поставившего ее под вопрос, сыграло важную роль в сохранении московской живописной традиции и колористической традиции в целом. Показательно, что преподающие ученики Машкова наследовали и его педагогическую систему. Он был самым ярким из «валетов»- искренним и могучим. Его примитивизм (подлинный, родной), сила выражения фактически определили облик московских сезаннистов. Круг Машкова, в который входят не только его непосредственные соратники и ученики, но и «внуки», «правнуки» «валетов», испытывающие его энергетическое воздействие -это значительное явление в нашем искусстве опознаваемое и сегодня. Каждый по-своему, его участники размышляют над пластическими, живописными кодами мира.

Многое в поведении и искусстве Машкова объясняется повышенным уровнем энергетики.  Силовой, приподнятый характер образов, гипертрофия средств, повышенная эмоциональность свойственны как его полотнам, так и его текстам [12]. В своих начинаниях он не знает меры, подчас переступая границы общепринятого. Максимализм проявлялся в той высокой планке, которую он ставил в отношении своей жизни в целом. Он с маниакальной дотошностью вникал в детали живописного ремесла, увлекался борьбой, музыкой, со студенчества преподавал, брался за  монументальные произведения, писал историю родного края, активно участвовал в его судьбе. Культ здоровья и силы прививался его студентам в мастерской, в том числе и личным примером. Замысел книги, задуманной им и лишь частично написанной, свидетельствует о том, что он мыслил свое искусство в контексте исторических судеб родины. Можно говорить об особом крупномасштабном видении реальности, свойственном Машкову. Его особая легенда мира видит героев могучими, плоды и цветы гигантскими, ритмы эпическими.

Можно предположить, что эта крепкая и парадоксальная конструкция личности держится на фундаменте антропологического пессимизма [13], и в то же время  доверия к миру в целом. Множество трудностей, одиночество, оскорбления, нищета, пережитые в детстве, придали ему энергию, чтобы вырваться из этого мира и неустанно работать над собой, лишь бы не попасть обратно. О своем торговом прошлом он много раз говорил: «Я все это ненавидел» [14]. Результатом его усилий является по-ренессансному разносторонняя личность, стремящаяся реализоваться везде. Избыточность созидательной активности и творчества Машкова обусловлены восторгом от открывшихся горизонтов познания, творчества. Т.о., «почвенный» аспект играет в последующей судьбе И.И.Машкова двоякую роль, являясь базой и в то же время точкой отталкивания для броска в иные сферы.

Он чаще движется «против течения», с усилием - осваивая новые знания, приращивая мастерство, пробуя себя в новых сферах. Его путь в искусстве в контексте его времени выглядит неординарным. Проходя через увлечения 20 в., он проникает к первоистокам и глубоко изучает, делает своим язык классики («Пестрый букет на темном фоне», 1936, ВМИИ). Часто встречая непонимание, но очень веря своему мироощущению, он добивается наиболее полного выражения своего собственного чувства жизни. Проявляя редкую способность к развитию, уходя всякий раз от испытанных приемов, он обрекает себя на период косноязычия, пока не прорежется новая система средств, выражающая его новое истинное видение. Его искусство, имеющее непосредственное отношение к жизни, с трудом поддается концептуализации. Его настойчивые, неослабевающие с годами поиски все более совершенного мастерства, точной метафоры меняющегося чувства жизни ставят его в ряд с великими живописцами.  Искренность, живая энергия автора и совершенство техники составляют полноценность его искусства, которое не теряет актуальности со сменой эпох.

Его искусство- точный барометр настроений в обществе. Не в сюжете, но в образном строе оно дает очень честную картину жизни. Его живопись отразила и головокружительный восторг от захватывающих перспектив начала 10-х и сосредоточенное строительство собственного основательного здания искусства второй половины 10-х. И убывание энергии, динамики, юмора в течении 20-х, и мечту о рае на земле, воплощенную в пейзажах и монументальных работах 30-х. И темный, мрачный ужас, все тревоги и страхи, которым художник не давал выхода, но которые были внутри, потому что так жила страна во второй половине 30-х. («Привет 17 съезду ВКП(б)», 1934, ВМИИ).

Общность различных проявлений Машкова, единство стиля в искусстве и в жизни позволяют говорить об обостренно индивидуальном характере всех форм его самовыражения. Все его проявления неординарны. Жизнь на пределе возможностей, потребность активно воздействовать на художественный процесс и жизнь в целом, поиск активной реализации в самых разных сферах, настойчивое исследование законов профессии, максимализм предъявляемых требований к своей работе- все это делало Машкова личностью, активно влияющей на историю.

1. Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского Гуманитарного Научного Фонда и администрации Волгоградской области. 09-04-20404 а/в «Комплексное исследование творческой личности И.И.Машкова (на основе произведений Волгоградского музея изобразительных искусств, архивных и экспедиционных материалов)»
2. Корпус литературы, посвященной творчеству И.И.Машкова, довольно велик. Наибольший вклад в его изучение, безусловно,  внесли Г. Поспелов и И. Болотина. см.: Перельман В. Илья Машков.- М.: Советский художник, 1957; Алленов М. Илья Иванович Машков.- М.,Л.: Художник РСФСР, 1973; Болотина И. Илья Машков.- М.: Советский художник, 1977; Болотина И. Проблемы русского и советского натюрморта. М, «Советский художник», 1990; Поспелов Г. О «валетах бубновых» и «валетах червонных»// Панорама искусств.- М.: Советский художник, 1978; И.Непокупная. Художник Илья Машков.- Волгоград, Нижне-Волжское книжное издательство, 1982; Поспелов Г. Бубновый валет. Примитив и городской фольклор в московской живописи 1910-х годов.- М.: Советский художник, 1990; «Бубновый валет» в русском авангарде.- СПб.: Palace Editions, 2004; Малкова О.П.Творчество художников «Бубнового валета» второй половины 1910-1950-х гг. Социокультурные и пластические аспекты. Автореферат на соискание ученой степени кандидата искусствоведения.- СПб,2006; Светляков К.А. Илья Машков. М., Арт-родник, 2007
3. И.И.Машков. В своих краях (рукопись)-ГТГ, Ф. 112, ед.хр. 3
4. ВМИИ,Ф. «Машков И.И. Художник», Д.1-34
5. Брысина Е.В. Интегрированный подход к изучению элитарной диалектной  личности//сб. по итогам Всероссийской научной конференции «Актуальные проблемы диалектологии», М., 2009
6. см. письмо Кончаловского П.П. к Машкову И.И.// Панорама искусств, 78,  М. Советский художник, 1979, 185-211
7. А.В.Луначарский. На выставках.//Известия 24 марта 1925 г. № 67
8. ВМИИ, Ф. «Машков И.И. Художник», Д 25, Л.1-8
9. А.Луначарский. Путешествие в колхозы. Комсомольская правда. 3 июля 1928 г. № 152.
10. См. подробнее: Малкова О.П. Художественная и общественная деятельность И.И.Машкова в Сталинградском крае в 1930-е гг.// Сарепта: историко-этнографический вестник. Вып. 5
11. Известно, что в проекте Машкова  активное участие принимал его ученик И.Б.Маримонт, который жил в Михайловской. Машков также обращался за помощью к Щусеву, Меркурову. Близкие друзья Машкова- П.Кончаловский и В.Рождественский не поддержали его начинания.
12. Брысина Е.В. Особенности использования эмотивно-оценочной лексики в повести И. Машкова «В своих краях»//Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре. Материалы V международной научной конференции- Волгоград, ВГПУ, Перемена, 2009г
13. А.Якимович. Титаны Возрождения// Искусствознание1-2/09-М.,2009.
14. И.Машков. В своих краях (рукопись).-ГТГ, Ф. 112,ед.хр.3, Л.39