Малкова О.П.

Ранний автопортрет И.И.Машкова из собрания
Волгоградского музея изобразительных искусств [1].
// Материалы международного научного семинара «Автопортрет и портрет художника. 18-21 вв.»,
НИМ РАХ НИИТиИИ,- СПб, 2010

Графический автопортрет Ильи Ивановича Машкова (1881-1944), созданный в 1901 г., самый ранний из известных автопортретов, поступил от наследников художника в Волгоградский музей изобразительных искусств (ВМИИ) в 1981 г. Сегодня Волгоградский музей обладает одной из самых богатых и своеобразных региональных коллекций произведений мастера. При обилии литературы, посвященной его искусству, графика Машкова оказалась сравнительно мало исследованной [2]. К проблеме автопортрета Машкова исследователи обращались еще реже, что обусловлено, прежде всего малым количеством его произведений этого жанра. Ранний автопортрет, таящий соблазн угадывания предстоящей судьбы, может представлять особый интерес. Здесь художник открывается еще не во всеоружии мастерства, вне сложившейся системы, но уже репрезентируя некую программу личности. Кроме того, в ученической работе в свернутом виде присутствует ряд черт, ярко проявляющихся в зрелом творчестве.

За всю творческую жизнь Машков оставил очень мало автопортретов. В наиболее полном каталоге его произведений [3] И.Болотина приводит сведения о 4 живописных автопортретах 1910-1911 гг. (2 из которых, видимо, не сохранились) и 2 графических - нашем и 1928 г. Отметим, что мы не встречаем самоизображений художника и в картинах других жанров. Симптоматичный факт малого количества самоизображений говорит о том, что мы имеем дело с мало рефлексирующим художником, настроенным прежде всего на познание окружающего мира, а еще более на созидание.

Портрет в целом занимал подчиненное положение в системе искусства мастеров «Бубнового валета», к которым относился и Машков. Г.Поспелов, рассматривая бубнововалетские портреты Кончаловского, Машкова, Лентулова [4], отмечает их связь с примитивом, ярмарочной фотографией и стремление к театрализации живописи с переодеваниями и перевоплощениями. Два наиболее известных автопортрета Машкова того времени, действительно оставшиеся в истории русской живописи: «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского» (1910, ГТГ) и «Автопортрет» (1911, ГТГ)- существуют вне традиционных для жанра задач самопознания, исповедальности, раскрытия внутреннего мира, как и размышлений о месте и назначении художника. Это картины-зрелища, совмещающее игру, вызов, формотворчество и представление. Они принадлежат к особой «валетской» авангардистской линии развития жанра, отпадающей от русской портретной традиции и находящейся в полемическом противостоянии с утвердившимися формами парадного портрета.

Путь И.И.Машкова пролегал от освоения традиции - эту стадию и отражает автопортрет из ВМИИ - к полемике, ироническому ее переосмыслению и еще далее - к более глубокому постижению в позднем творчестве. Рассматриваемая работа стоит особняком в его графическом наследии.

Очевидно учебный по своим задачам оплечный портрет на глухом черном фоне воссоздает строгий, напряженный облик двадцатилетнего Ильи Машкова. Внизу рисунка его рукой  с гордостью написано: «въ одинъ сеансъ мая 20 901 г.». Работа создана в период «особенно счастливой жизни [5]», в конце I курса Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Написанию портрета предшествовал первый год жизни в Москве и само чудо поступления в училище практически без подготовки. Этот факт означал для Машкова переселение из реальности маленького провинциального Борисоглебска, где он служил «мальчиком» в магазине в мир возвышенный, прекрасный, благородный [6]. Незадолго до того он вообще узнал, что можно учиться живописи. А еще ранее имел опыт художника-самоучки, копирующего журнальные репродукции, иконы, «торговые плакаты». Этот допрофессиональный опыт будет им вскоре учтен и использован при формировании собственного варианта примитивистской системы. Автопортрет - самая ранняя из сохранившихся московских работ - фиксирует точку перелома, положение будущего художника на пороге судьбы, перед прыжком в неведомое.

«Весь первый год учебы […] я весь был заполнен глубокими и сильными переживаниями, осваивая и впитывая в себя новую небывало волнующую и увлекательно сказочную обстановку и новую среду [7]».

Строго центрированная, статичная композиция здесь - не только результат упорного следования за зеркальным отражением. В искусстве Машкова в целом будут преобладать устойчивые, тяготеющие к симметрии формулы, воспроизводящие вывесочные прототипы. В то же время  преобладание такой схемы является претворением очень важной в системе его миропонимания идеи порядка, и следствием его интереса не к становлению, но к устойчивым сущностям.  

Портрет выполнен черной акварелью. В целом акварель не характерна для художника, обычные для его графики материалы: уголь, цветной карандаш, пастель,- дающие возможность большей декоративности пятен, энергичного штриха. Собственные возможности акварели здесь не использованы - художник рисует кистью, как карандашом, добивается светотеневой объемной лепки формы пересекающимися тонкими мазками. Работе свойственно стремление к скрупулезной, фотографической точности в передаче формы лица, шеи, для чего использован мелкий, скованный мазок, старательно-робко прощупывающий форму. Глаза, видимо, автор неоднократно переписывал с использованием белил. Штрих точно воспроизводит формы крупного носа, сжатых губ, над которыми еще нет привычной щеточки усов, формы крепкого подбородка, широко распахнутый ворот рубашки, свободно открывающий сильную шею. Весьма показательно, что устройство физиономии в той же мере занимает художника, что и клетчатый узор рубашки. Здесь уже присутствует вещественная самодостаточность натуры - качество, обусловленное острым переживанием Машковым материальных свойств предмета, которое послужит в будущем основой его дара мастера натюрморта. В этой несмелой и несовершенной по исполнению работе присутствуют основательность и трепетное отношение к ремесленной стороне искусства, ставшее впоследствии одной из составляющих его творческого метода. Отметим, что позже Машков станет замечательным мастером пластического, живописного рисунка [8].

В тот первый год своей жизни в Москве Машков, по его собственным словам, «почти не выходил […] из музеев [9]», т.е. уже был знаком как с классическим портретом, так и с опытами новой французской живописи, но, видимо, еще не был готов воспринять их уроки. Для Машкова это было время становления художественного вкуса, о котором он позже с улыбкой вспоминал, говоря, что работы старшекурсников ему казались более правдивыми, чем работы старых мастеров [10]. Больше всего его в тот период занимала техническая сторона «Как исполнено и на чем? […] иллюзийность меня и приковывала. Мне хотелось самому поскорее научиться изображать с такой же предельной правдивостью» [11].

Ориентация на фотографию неслучайна для его графики. Машков увлекался фотографией на протяжении всей жизни, начав ею заниматься еще до обращения к живописи. Сохранилось множество его фотопортретов. В 1910-е гг. провинциальная фотография послужила одним из источников его примитивизма, в 1920-1930-е гг.- документализма его рисунков.

Описаний его юношеской внешности не сохранилось. По свидетельствам современников, относящимся к 1920-1930-м гг., Машков обладал очень яркой своеобразной наружностью. Он был высоким, очень сильным человеком, всю жизнь увлекался борьбой. Ю.Меркулов описал его фигуру как могучую, атлетически развитую [12]. Г.И.Рублев пишет, что у него была крупная голова, широкие, покатые плечи и «необычайной красоты» «тициановские» руки с тонкими пальцами, при этом очень сильные, которыми он мог гнуть гвозди [13]. Все отмечали его открытый, доброжелательный, общительный характер  [14], его любовь к красивым классическим костюмам. Фотографии 1910-х гг., как и более позднего времени, демонстрируют стремление к импозантности, эффектности, что в корне противоположно позиции рассматриваемого автопортрета - деловитого и сухого.

Взгляд, направленный в зеркало, внимательно изучает натуру. Его внутренняя закрытость, нерасшифрованность свидетельствует о том, что Я здесь рассматривается как «Другой». Автопортрет совершенно удален от разработки психологической проблематики, в отсутствии развернутой картины внутренней жизни Я постигается как физическая реальность. В противоположность известному юношескому автопортрету Дюрера пребывание наедине с собой, узнавание себя не рождает у Машкова тревожных мыслей. Как и в его будущих работах, здесь мы встречаемся с однозначностью характеристики, отсутствием сомнений, ясностью идентификации.

Видимо, задачи стилистического поиска в работе еще не ставятся. Само ремесло искусства, познание формы  здесь воспринимается как цель, которой надо овладеть. Художник оказывается на позиции исследователя, он смотрит пристально и серьезно. Напряженная  фиксация малейших черточек облика - свидетельство решимости бороться за овладение натурой. Он видит себя как пытливый  ученик, настороженный и собранный. «Я верил в свои силы и в свою способность работать, не щадя никаких сил. Для достижения поставленной  цели- вершины искусства блистали перед моим  взором ослепительным светом - я готов был отдать всего себя, свое здоровье и даже жизнь» [15] - позже напишет он об этих годах.

Рассмотрение автопортрета неизменно приводит к проблеме самовосприятия, самосознания художника. Автопортрет Машкова информационно сух: социально, профессионально автор себя в работе никак не определил. Здесь еще нет видения себя как художника, но есть знание себя как личности. Это знание о себе Машков имел возможность получить, находясь с отрочества «в людях», вдали от семьи, самостоятельно зарабатывая [16]. В герое угадывается будущий борец. Момент любования при изучении облика отсутствует. Портретному образу «юноши; в глазах которого […] блеск чести, несгибаемого упрямства и воли» [17] свойственен суровый, мужественный дух, спокойное осознание силы, достоинства. Эти качества, обеспеченные жизненной школой, которую он помнил всю жизнь, оказали впоследствии принципиально важное влияние и на сложение его творческого Я. Категория силы станет одной из центральных в его искусстве. Уверенность в своих силах, правильности собственного пути обретет характер сопротивления ожиданиям публики. Воля, целостность, надежность, крепость, ясность- этот комплекс излюбленных образных характеристик мало изменится в течение жизни художника. Чисто человеческое достоинство в автопортрете подкреплено зарождающейся профессиональной гордостью.

Многочисленные воспоминания учеников Машкова, его собственные тексты говорят о том, что он видел художника лучшим проявлением человеческой природы, вершиной эволюции, и звание «живописец», «мастер» «служило для него едва не синонимом совершенного и гармоничного человека» [18]. Гордостью и даже некоторым недоумением пронизаны его тексты 1930-х гг., где говорится о собственной приобщенности к «великому делу искусства». «Интуитивно, бессознательно рвался я к чему то иному; представление о какой-то благородной деятельности жило во мне - о такой  деятельности, где бы не было обвешивания, обмеривания, обмана. Поэтому мысль об искусстве  предстала передо мной как что-то волшебное, как что-то святое» [19]. В поздних письмах Машкова сквозит изумление по поводу огромной дистанции, отделяющий его провинциальное прошлое от того беспредельного моря культуры, к которому он оказался причастен, положение бесправного «мальчика в лавке» и «заслуженного деятеля искусства, кафедрального профессора, гордости СССР» [20].

Его рождение как художника произойдет словно вдруг- после многих лет мучительного косноязычия в 1908 г. смело и мощно прозвучит его собственный голос, фактически, определивший бубнововалетскую концепцию. Там будет игра, праздник, буйство молодых сил, громогласность средств. Впереди его система, основанная на торжествующей телесности и приоритете живописно- пластических задач. Впереди и его интонации - определенные, гимновые, утверждающие, и его пластический язык - щедрый, сильный, избыточный. Поиски самоидентификации приводят его к довольно узкому диапазону жанров, сюжетов, мотивов. Можно предположить, что его безусловная уверенность в себе и отсутствие рефлексии не требовали настойчивого самоутверждения в автопортрете [21]. Самодостаточность, сила утверждения, безапелляционность высказывания, настойчивость играли существенную роль в его личности и искусстве.

Парадокс заключается в том, что при малом количестве самоизображений в каждом его произведении в сжатом, сплавленном виде оказались зафиксированы обстоятельства, имеющие отношение как к эпохе, так и к нему самому: его происхождению, событиям биографии, чертам характера. Они достаточно читаемы благодаря редкостной целостности и силе всех проявлений творческой личности, искренности, открытости творческого Я художника. Машков придавал характер собственной личности всему, что делал, включая педагогическую и социальную практику [22].

Подлинное родство с внутренним миром художника обнаруживается в натюрмортах. Можно сказать, что натюрморты - это его «картины о себе». Неслучайно Машков именно в натюрморте мечтал выразить всю красоту и богатство мира, о чем вспоминал его ученик Г.И.Рублев [23]. В натюрмортах автопортретно как чувство, так и мироощущение в целом. Можно видеть снабжение натюрморта чисто автопортретными задачами на всех этапах творчества Машкова. Если ранние его натюрморты выражают громогласное эпатажное, нарочитое самоутверждение, то поздние натюрморты приобретают характер исповеди, углубленного диалога со зрителем. Сам его отбор предметов специфичен. Из множества вещей окружения художник избирает сходные предметы, способные выразить его собственную версию реальности.  Он любит предметы крепкие, мощные и испытывает недоверие ко всему недовыраженному. С «натюрмортностью» мышления связано и его относительное равнодушие к эзотерическому пространству, осознанию трагической раздвоенности творческой личности и бытия, что ставит Машкова в обособленное положение в контексте русского искусства начала века. Его искусство о другом. Самодостаточная вещность его плодов, цветов, предметов, чуждая всякому символизму, является проявлением привязанности художника к жизни. Думается, абсолютно «автопортретно» гедонистическое чувство наслаждения от процесса живописи и общения с предметом, восторг по поводу открывшейся роскоши мира и  возможностей ее  могучего претворения в искусстве, присутствующие в большинстве работ.

Скромный юношеский автопортрет отмечает стартовую точку большого и драматического творческого пути художника, во многом определенного предъявленными здесь качествами, парадоксально и самобытно сумевшего выразить себя и свое время.

1. Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского Гуманитарного Научного Фонда и администрации Волгоградской области. 09-04-20404 а/в «Комплексное исследование творческой личности И.И.Машкова (на основе произведений Волгоградского музея изобразительных искусств, архивных и экспедиционных материалов)»
2. Корпус литературы, посвященной творчеству И.И.Машкова, довольно велик. Наибольший вклад в его изучение, безусловно,  внесли Г. Поспелов и И. Болотина. см.: Перельман В. Илья Машков.- М.: Советский художник, 1957; Алленов М. Илья Иванович Машков.- М.,Л.: Художник РСФСР, 1973; Болотина И. Илья Машков.- М.: Советский художник, 1977; Болотина И. Проблемы русского и советского натюрморта. М, «Советский художник», 1990; Поспелов Г. О «валетах бубновых» и «валетах червонных»// Панорама искусств.- М.: Советский художник, 1978; И.Непокупная. Художник Илья Машков.- Волгоград, Нижне-Волжское книжное издательство, 1982; Поспелов Г. Бубновый валет. Примитив и городской фольклор в московской живописи 1910-х годов.- М.: Советский художник, 1990; «Бубновый валет» в русском авангарде.- СПб.: Palace Editions, 2004.
3. См. Болотина И. Илья Машков.- М.: Советский художник, 1977
4. Г.Поспелов. Портрет в искусстве раннего  «Бубнового валета» // Материалы научной конференции Проблемы портрета- М.. Советский художник. 1974. С. 260
5. И.И.Машков. В своих краях. Рукопись. ГТГ, Ф. 112, ед. хр. 3, л. 53
6. Там же, л.50
7. Там же, л. 53
8. О.П.Малкова Эволюция графики И.И.Машкова (на материале Волгоградского музея изобразительных искусств)// Русское искусство ХХ век. Вып. 3.- М.Наука. 2009 (В печати)
9. И.И.Машков. В своих краях. л. 54
10. Там же, л. 55
11. Там же, л. 54
12. Ю.Меркулов. Вхутемасовские очерки двадцатых годов.// Борьба за реализм в изобразительном искусстве 20-х годов. М. Советский художник 1962 г.- С. 198
13. Г.И.Рублев. Воспоминания о И.И.Машкове. Рукопись.- из архива И.Н.Непокупной
14. На родине Машкова в станице Михайловской (сейчас в составе Урюпинского района Волгоградской области) сохранилась память о художнике как об общительном, культурном, деятельном, благородном человека, пытавшемся в 1930-е гг. улучшить положение своих земляков.
15. И.И.Машков. В своих краях. л. 53
16. В 1930-е гг. Машков напишет «живя самостоятельно, борясь всегда за существование, без всякой посторонней помощи… с 12 лет привык крепко стоять на ногах» (Письмо Машкова 1932 г. в г. Урюпинск: Райком ВКП(б), РИК, РКИ, ГПУ, Райколхозсоюз, райком ВЛКСМ, РайОНО, Культпроп, РКВКП(б); Хутор Михайловский: Ячейка ВКП(б), правление колхоза.- ГАВО, Ф.1610 оп. 1. ед.хр. 138, л.2.).
17. Машков И.И. В своих краях, л. 47
18. И.С.Болотина. Проблемы русского и советского натюрморта. - С.156.
19. Машков И.И. В своих краях. л. 49-50
20. Письмо Машкова г. Урюпинск- район. ГПУ т. Тарасову и Короткову, Пред РИКа т. Черных,  РайОНО т. Березинскому, РайРКИ т. Чижову, ГАВО, Ф.1610 оп. 1. ед.хр. 138, л.30
21. Г.Поспелов Портрет в искусстве раннего «Бубнового валета» // Материалы научной конференции Проблемы портрета- М. Советский художник. 1974. С.258-276.
22. О.Малкова. Художник И.И. Машков и его социальный эксперимент (строительство образцового города социалистической культуры в станице Михайловской в 1930-х гг.)// Историческое образование в современном мире-Волгоград,2009.-С. 213-226
23. Г.И.Рублев. Ук. соч.